ТИХИЙ ТРИУМФ

Т


Слово Маэстро
Photos by Alex Terzikyan

Все уже позади.
Триумф можно констатировать, но это тихий триумф, что мне нравится больше всего.
Тут ведь как.
Планку я поднял очень высокую. Об этой премьере долго говорилось, поэтому не было ни малейшего права на ошибку.
Теперь, как гора с плеч и камень с души. Этот фильм очень долгое время не давал мне покоя. Целых шесть лет.
Таки довел дело до конца.
Но я знал, что зрителя пробьет. Пробьет без единой натуралистической и жестокой сцены.
Пробивать надо было символами, что намного сложнее.
Один зритель очень красиво сказал:
“Этот фильм начинается в твоей голове тогда, когда он уже закончился.”
Меня очень удивило, что французский зритель достаточно хорошо осведомлен о школе ВГИКа.
Это вообще меня поразило.
Были и люди из Канады, и сказали практически тоже самое.
Армянский зритель воспринял картину очень нежно и чувствительно. А заморскому зрителю намного важнее была форма подачи материала.
Одним словом, кинематографический праздник удался на славу, и я вернулся в профессию, после государственного запрета.
Арман Чилингарян говорит:
“Этим фильмом ты как александрапольский Дон Кихот шесть лет боролся с ветряными мельницами и в итоге остановил их!”
Я не хотел, чтоб зритель это понял по фильму.
Я хотел, чтоб у зрителя создалось впечатление, что фильм сделан за месяц – и очень легко, но он понял, что картина выстрадана.
До премьеры привел слова моего любимого Франсуа Трюффо:
“Когда я смотрю фильм, то должен чувствовать либо радость творчества, либо муки творчества.”
Получился второй вариант.
Скрыть не удалось, что не так уж плохо.
Режиссерской задачей стояла – создать пластический образ города без определенного главного героя, и практически без слов и диалогов.
Тут, как говорил покойный Микеланджело Антониони:
“Фильм, выраженный словами, – это уже не фильм”
Вот это удалось, судя по зрительскому восприятию, и от чего я несказанно рад.
У фильма большое будущее в мировом масштабе, и тут самое главное для меня – не обнаглеть окончательно.
Хотя, вряд ли. Сколько можно? Да и зачем?
Сейчас мне надо изменить концепцию:
я должен соответствовать моему фильму.
Другой интеллектуальный зритель говорит:
“Построить сюрреали́зм на трагедии – очень сложная, почти невыполнимая задача. А в фильме это в каждом кадре”
Редактор Наталья вполне оправдано привязала фильм к заключительной части александрапольской трилогии, Книге № 3: “Зеркало городского киномеханика”, где действие происходит в этом же кинотеатре “Октябрь”
Когда я работал киномехаником, то мечтал, что когда – нибудь в этом кинотеатре покажут и мои фильмы – и я выйду на публику в шляпе фасона Borsalino, как Гвидо Ансельми в гениальном исполнении Марчелло Мастроянни в великом фильме Федерико Феллини “Otto e mezzo” – Восемь с половиной.
У меня был паспорт этого фильма. Я показывал этот фильм в кинотеатре “Октябрь” в 1987 году.
Мне тогда показалось, что настоящий кинорежиссер должен выглядеть как Гвидо Ансельми, в шляпе, в очках и красивом, строгом костюме, пока с близкого расстояния не увидел армянских кинорежиссеров сомнительной конфигурации.
Это был жестокой удар по моей юношеской, хрустальной мечте.
Поэтому, сегодня я вышел на изысканную публику не в шляпе фасона Borsalino, а Roberto Cornelli. Чистый кашемир.
Согласно Индексу Доу Джонса, подобный головой убор стоит, как раз, в восемь с половиной раза дороже министра культуры Республики Армения – мсье Ваграма Думаняна – с его пошлым прошлым, бессмысленным настоящим и неопределенным будущим.
Кстати, этого мухомора не было на премьере.
Знаете, почему?
А его никто не приглашал.
Он же дурно воспитан. А у меня нет времени заняться его воспитанием. К тому же, его жизнерадостный экстерьер оскорбляет мои религиозные чувства. И потом, фильм “Последний город” надо смотреть в неофициальной обстановке.
Но что мне понравилось больше всего?
Как выяснилось, почти каждый зритель придумывал свой финал фильма. Но и здесь очень точно подметили товарищи из французского Сопротивления:
“Гламурная девица, рекламирующая кофе и купол церкви на паровозе без железнодорожных путей – идеальный финал!”
Вернее, они очень тонко поняли, что я имел в виду.
Все – таки, надо мне в Париж.
Почувствовали мой парфюм. друзья мои?
Это был HERMES высшей пробы.
Произведение искусства.
Мне покойный Карен Варданян говорил:

  • Почему ты столько внимания уделяешь шляпам, шарфам, башмакам? Мне все равно, как выйти на улицу: лишь бы не быть голым!
    Говорю:
  • Мое социальное положение буржуазного писателя и кинематографиста подразумевает непосредственный контакт с невероятно красивыми женщинами, которые в первую очередь обращают внимание на твои башмаки. А в этом деле, я – слабохарактерный!
    Справку показать из районной поликлиники?
    Чем еще был примечателен этот день?
    Не было городничего, губернатора, главы епархии.
    Был бывший губернатор – Тигран Петросян – но был в качестве моего друга, а не бывшего губернатора.
    Такой фильм – не ума дело городничего, губернатора и главы епархии, который в последнее время центровку потерял, хотя и раньше особо интеллектом не отличался. А фильм требует от зрителя определенных интеллектуальных усилий.
    Но требовать от попа интеллектуальных усилий, это все равно, что боготворить девственницу за целомудрие.
    Сегодня, после премьеры, гости из Еревана вспомнили фильм “Армянский хлеб”
    А этот дурачок – пресс – секретарь Святого Престола Тер Ваграм Меликян – по повелению Бармалея № 2, Католикоса всех армян Гарегина Второго, в девичестве Нерсисян Резак, то бишь Ктрич, на меня судебный иск подал:
    “Мошенническим путем получение разрешений на съемки в армянских церквах для фильма “Армянский хлеб”.
    Почтальон Вараздат повестку принес. 500 драм дал ему за повестку – и никаких коррупционных рисков.
    А меня всякий раз судил один и тот же длинный придурок – судья из суда общей юрисдикции “Зейтун – Канакер” административного округа Арабкир.
    Но меня же пять раз судили за фильм “Армянский фильм”.
    И когда в первый раз намылился в суд, то увидев секретаря суда, спросил:
  • Я дико извиняюсь, но позвольте полюбопытствовать: у вас мама – русская или украинка?
    А она удивленно отвечает вопросом на вопрос:
  • А вам это зачем знать?
    Говорю:
  • У вас ноги прямые!
    Обиделась.
    Но уголовного дела не возбудили, в виду отсутствия состава преступления.
    В шестой раз подали иск за то, что я руководителя аппарата министра культуры назвал фиолетовым ган**оном. По телефону.
    Не прошло и часа, как мне позвонил тогдашний председатель союза кинематографистов, потомственный сутенер в седьмом поколении – Рубен Степанович Кеворков, и спрашивает:
  • Ты почему руководителя аппарата министра культуры назвал ган***оном.
    Отвечаю:
  • Ситуация располагала.
    Рубен Степанович:
  • Хорошо, а почему фиолетовым?
    Говорю:
  • В его голосе я почувствовал тоску, а в Католической Церкви фиолетовый цвет – эмблема печали. Намечается визит Папы Римского в Армению, и я очень хотел соответствовать курсу.
    В принципе, его всегда убеждали веские доводы.
    В этом плане, он был достаточно консервативен.
    Сказал, что ему надо со мной очень серьезно поговорить, и хочет, чтоб я зашел к нему в союз кинематографистов.
    Но, если профессиональная болезнь министерства культуры – ведомственный сифилис, то союза кинематографистов – традиционный герпес.
    И я ему говорю:
  • Вы не можете вызвать меня к себе! Я – не член союза кинематографистов! Я – свободная птица высокого полета.
    Справку показать из районной поликлиники?
    Встретились в городе, на Каскаде, в богадельне Le Boheme – рассаднике столичной испорченной Богемы.
    Говорит:
  • Ты же мечтаешь снять фильм о своем родном городе!
    Напишешь заявление о вступлении в союз кинематографистов, в письменной форме извинишься перед католикосом, за то,что на 23 февраля хотел ему подарить станок для бритья Jillette, и я решу вопрос с твоим фильмом, но с одним условием:
    ты получишь 14 миллионов драм, но подпишешься под 28 миллионов.
    Говорю:
  • Во – первых, кипяченный суп мне яйца не обжег, чтоб я вступил в союз кинематографистов. Во – вторых, я в блокаде. и денег на бензопилу “Дружба” или на автоген для бритья – не хватило. В – третьих, этот фильм – “Последний город” – я должен выстрадать, иначе зритель плюнет мне в лицо – и он будет прав.
    А он:
  • Тогда я перекрою тебе весь кислород и ты никогда в жизни не получишь государственного финансирования.
    Говорю:
  • А я до этого разговора за**бался получать государственное финансирование. У меня и так все перекрыто.
    Мы плохо расстались.
    У меня в кармане было 4 тысячи драм, когда он предложил 14 миллионов.
    Если бы я тогда взял эти деньги, и на эти снял бы фильм “Последний город”, то сегодняшнего тихого триумфа не было бы. В этом я абсолютно убежден.
    В этом деле достаточно один раз переступить через себя, чтоб превратиться в пожизненную тряпку.
    У любой власти карта крапленая.
    Сегодняшний день полностью изменил мою жизнь – и я выражаю огромную благодарность каждому зрителю в отдельности, и уверен, что не обманул их ожидания.
    Это была самая дорогая премьера в истории Армении.
    И она могла состояться только в царском городе Александраполь.
    Член союза кинематографистов Арман Чилингарян добрался до Еревана, позвонил и сказал:
  • Теперь -то, после того, как ты остановил ветряные мельницы, угомонишься, в конце концов?
    Хороший вопрос.
    Причиной сегодняшнего успеха было то, что в течение всех этих шести лет, я оставил в стороне всю голую правду, которая сопровождала меня все эти годы, и свой фильм делал с любовью, ибо Гвидо говорит в фильме “Восемь с половиной”:
    “Голая правда без любви есть ложь.”
    Еще раз выражаю огромную благодарность всем, кто сегодня проявил любовь и уважение к моей работе.