Слово Александрапольского Аристократа
Серьезный у вас психоз начался в юбилейный сезон, друзья мои!
Не знал, что вы так любите Сергея Параджанова.
Тут, как говорит Никола не мудрствуя лукаво:
“Горжусь всеми вами!”
Слава Богу, что больше не говорит. Понял таки, с кем имеет дело.
Рискну предположить, что массовый психоз по поводу Столетия Параджанова плавно перейдет в истерику, в альянсе с приступами эпилепсии, по поводу ближайшего Столетия Шарля Азнавура. Определенным образом, я это предчувствую.
Однако, драма сегодняшнего дня заключается в том, что в этом году также исполняется 100 лет моей самой младшей Бабо – Эгинне, единственной Бабо, которая родилась не в Карсе, а в Александраполе, в том самом 1924 году, когда царский Александраполь был переименован в пролетарский Ленинакан.
Дело в том, что остальные Бабо сильно хотели братишку, и мой прадед Амаяк и прабабушка Сатеник Атояны пошли на встречу трудящимся, но снова родилась девочка – и мой прадед решил закрыть фабрику по производству Бабо.
Бабо Эгине вышла замуж за знатного портного – моего Дядю Карапета, который родился в Алеппо, вырос в Бейруте, жизнь прожил в Александраполе, а умер в Калифорнии.
Оказалось, что жить легче в Советской Армении, а умирать – в Калифорнии, в Городе Ангелов.
Как говорится, в прекрасном фильме “Большой Лебовски”:
“Лос – Анджелес называют городом ангелов. Ангелов здесь нет, но иногда можно встретить хороших людей”.
Дядя Карапет был одним из них. Но он невероятно ненавидел советскую власть. Настолько ненавидел, что даже помидоры не ел, потому что они красного цвета.
И поскольку, я родился благодаря тому, что все мои семь Бабо семь ангелов отправило на Святую Гору, то в целях соблюдения моей стерильности, было принято решение – никогда не покупать мне одежду в магазинах.
Исключительно, индивидуальный пошив в ателье Дяди Карапета. К тому же, благодаря моей прабабушки Звездочки, я в течение всего детства так не познал вкус мяса и масла из вонючих советских гастрономов.
В моем случае, доктрина Звездочки: “Мясо, купленное после восьми утра, можно смело выбросить собакам!” – работала безотказно. А справедливое масло непременно должно быть топленным.
И вот Дядя Карапет вызывает меня в ателье для финальной примерки моего костюма британского кроя фасона “Итальянский силуэт”, дабы на школьном выпускном вечере я не выглядел как комсомольский бомж в финском костюме, которые они всем комсомольским табором приобретали у мамы моей Крестной – тети Вард, которая брала эти костюма из закромов ГУМа в Москве – за 80 условных советских единиц, подделка которых жесточайшим образом преследовалась по закона, и плавила на этих партийных и комсомольских баранов за целых 120 условных советских единиц.
И вот, на финальной примерке я спрашиваю у него:
- Дядя Карапет, если ты так ненавидишь советскую власть, то почему из Бейрута переехал в Советскую Армению?
А он во время примерки разговаривал с карандашом в зубах, и с сантиметром на плечах. Сам он был в накрахмаленной белой рубашке и в изысканном жилете из благородной ткани прямо из Парижу. Ведь ее мама – бабушка Мари – Шарлотт, сестра Анаис и брат Жак – из Бейрута сначала переехали в Марсель, потом в Париж и далее – в Калифорнию.
Обычная кривая траектории армянской мечты.
И вот какими – то обходными путями все эти благородные ткани поступали из Парижу. И Дядя Карапет с карандашом в зубах отвечает на мой концептуальный вопрос: - Агитаторы и вербовщики нам сказали, что в Советский Армении такое изобилие, что куры под каждым забором яйца несут в таком огромном количестве, что собирать некому. А я с детства яичницу очень любил.
Дядя Карапет Бейрут называл маленьким Парижем, а озеро Севан – ванну с водой, по сравнению с Ванским морем.
Это в качестве увертюры.
А далее, события развиваются следующим образом.
Мне 24 года. Дико молодой и безумно перспективный. К тому же, изысканно одет.
Снял свой первый фильм – документальный фильм “Литургия” – и не знал, что с не делать дальше.
Поехал в Москву, где мне сказали, что если фильм документальный, то картину надо непременно представить одной женщине из союза кинематографистов, которая непосредственно работает в Гильдии неигрового документального кино.
Зовут ее Черненко Рита Давидовна.
Позвонил ей с вахты, культурно представился и сказал, что снял первый в жизни документальный фильм – и запутался.
Рита Давидовна с каким – то подозрительном спросила: - Вы сказали, что вы из Армении! Я дико извиняюсь, но позволю спросить: у вас фильм случайно не о Параджанове?
Говорю: - Нет, конечно!
Она так облегченно вздохнула, и мне даже показалось, что перекрестилась на другом конце провода.
Говорит: - Вы меня удивили! Вы – первый режиссер из Армении, за эти годы, у кого фильм не о Параджанове! Я с удовольствием посмотрю вашу картину.
А Параджанов – четвертый год, как ушел в вечность.
Был такой случай.
Знаменитая грузинская актриса – калбатоно Софико Чиаурели – была в Риме, и на одном из приемов встретилась с Федерико Феллини. Это еще при глобальном Совке, причем до перестройки.
И вот на этот приеме Феллини спрашивает у калбатоно Софико: - А Серго чем занимается?
Калбатоно Софико краснеет на глазах, но честно отвечает: - Освободился из тюрьмы, вернулся в родной Тифлис. Без денег , без работы перебирается кое – как.
Неудобно получилось.
По возвращении в Тифлис калбатоно Софико идет прямо к первому секретарю ЦК – Шеварнадзе.
Она так поставила вопрос, что Шеварнадзе дал приказ о запуске картины “Легенда о Сурамской крепости”.
В принципе, и в Армении могли бы сделать тоже самое. Тем более, что Параджанов очень хотел в Армении снять фильм “Ара Прекрасный”.
Но в Ереване очень сильно его испугались. Испугались, в первую очередь, масштаба его личности.
Рядом с Параджановым все армянское кино выглядит сараем и коровником. Намного было выгоднее подождать пока он умрет, чтоб его имя превратить в национальный, торговый бренд.
Насколько бы циничным не звучали слова недавно ушедшего от нас великого грузинского режиссера Отара Иоселиани, но они отражают правду:
“Армяне своевременно выкрали труп Параджанова и похоронили рядом с агентом КГБ – Арамом Хачатуряном”
В своей книге “Зеркало городского киномеханика” я дал диагноз, при помощи рентгена моей прабабушки Звездочки:
“Труп Параджанова – главное и единственное достижение армянского кино”.
Поэтому, вчерашний общенациональный психоз может вызвать всего – лишь умиление и жалость.
Прекрасно зная, что вытерпел Параджанов в Ереване, с учетом выливаемого на него яда, ненависти и зависти, с чистой совестью могу констатировать, что вы особого права бравировать его именем – не имеете!
И никогда не забывайте, что один, только один человек ранга Параджанова, другой абсолютный гений – Артавазд Пелешян – с 1993 года был безработным.
Пелешян также родился в Александраполе, и, в связи этим, хочу рассказать одну “занимательную” историю.
Во времен моей полной блокады, при резервуарной обезьяне – Дяди Нации – каким – то странным мне позвонили из Еревана и пригласили в мэрию Гюмри.
Это было более, чем странно, поскольку тогда я был прокаженным и люди обходили меня десятой улицей.
А пригласили по поводу того, что как уроженцу Александраполя Пелешяну в мэрии Гюмри должны присвоить звание Почетного гражданина города.
Справочка от Тети Нации из резервуарного колумбария.
Во времена кремлевского Гетто про меня вспоминали тогда, когда надо была Армению вывести из состояния банановой республики, ибо экстерьер армянских деятелей культуры во все времена катастрофически непрезентабелен.
То есть, я живу в Гюмри, но в мэрию Гюмри меня приглашают из Еревана. А городничим тогда был потомственный пивовар – Баласанян Самвел – который управлял городским хозяйством по принципу: “После отстоя пены требуйте долива пива!”
В целом, вся Третья Республика двигалась вперед в этом направлении, поэтому осталась у пустой пивной лавки.
А из Еревана мне звонят и говорят, что событие предстоит знаменательное – присвоение почетного гражданства великому режиссеру – документалисту Артавазду Пелешяну – и крайне желательно, чтоб я нарисовался в городском муниципалитете при все своем александрапольском шарме.
Естественно, ради Пелешяна не мог отказать.
А Артавазд Пелешян много лет назад снялся в очень известном, пожалуй в самом лучшем армянском фильме “Мы и наши горы” Генриха Маляна, где исполнял роль эдакого придурковатого крестьянина Реваза, у которого пастухи – злоумышленники украли четыре барана.
Дело завели. Из Еревана следователя отправили, который символизировал советскую власть, а пастухи на допросах говорят: это мы и наши горы и с нашим Ревазом мы сами разберемся. А ты какого рожна приперся в наши горы?”
Снятый на советские деньги. самый настоящий антисоветский фильм.
Одним словом.
На церемонии присвоения почетного гражданства, Пелешяна представил сам Городничий – Баласанян Самвел.
Так фамильярно похлопал Пелешяну по плечу и обратился к присутствующим: - Вы знаете да, кто это? Это же наш Реваз из фильма “Мы и наши горы”.
Локальные чурки начали аплодировать, а те из Еревана, кто пригласили меня, странным образом и весьма справедливо уставились на меня. А я изрядно покраснел и вновь почувствовал себя Иваном Буниным в стране большевиков.
Кстати говоря, Пелешян тоже почувствовал себя крайне неловко.
Всемирно известный режиссер – документалист, по фильмам которого люди по всему мру узнают, открывают для себя Армению, а тут: “Это наш Реваз!”
Так стыдно стало за город.
Я где сижу, возвышаю свой родной царский город до небес, а тут такой конфуз:
Поэтому, серьезные люди по всему миру не верят, что я до сих пор живу в Армении.
А в том году, 9 го января, в очередное, промежуточное день рождение Параджанов, у его могилы собрались остатки теперь уже ереванского культурного сброда.
Среди них был и этот ваш лучезарный контрацептив, инкрустированный гранатовыми шариками и правительственным жемчугом – Араик Хмалян.
Нынче этот грызущий зеленый песочный ереванец – директор Матенадарана. А тогда был заместителем министра кожно – венерологического диспансера “Министерство культуры Республики Армения”, куда без справки о наличия хронического сифилиса не берут на работу.
Да, да, любезный мой читатель!
Трудовое Законодательство Республики Армения так прямо и указывает.
И вот этот придурок в шляпе из перуанского линолеума, говорит в интервью: - Находки и новаторства Сергея Параджанова сегодня широко используются на армянском телевидении!
Вот, за что мне такое счастье?
Товарищ заместитель министра культуры, – пусть даже бывший!
Е*ал я паспортное фото твоего отца, вместе с паспортными данными, и всю твою домовую книжку!
Где Параджанов, где армянское телевидение!
Армянское телевидение – это холера эпохи.
Разница в том, что если армянское телевидение в Армении рассчитано на обезьян, то армянское телевидение Лос Анджелеса рассчитано на больных обезьян.
До Губернатора Калифорнии так и дошло, что здоровая обезьяна в состоянии воспользоваться дистанционным пультом.
Армянское телевидение. SHANT News:
“Русские войска собираются освободить Харьков”.
Это просто прелесть!
Но от кого собираются освободить – армянское телевидение не уточнило.
“А теперь о погоде в Армении и в областях”
Это тоже армянское телевидение.
Но, тем не менее, первое место на хит – параде занимает ваш секс – символ Петюня, он же потомственный дегенерат Петруччо, с прогрессирующей зеркальной болезнью, повышенным холестерином и пониженным гемоглобином.
В Ереване было всего два секс – символа:
Хачик Стамболцян и Петюня.
Первый склеил ласты из – за большой любви к Родине.
А Петюню отправили в город детства моего Дяди Карапета, в Бейрут, дабы он там снял документальный фильм про мощнейший взрыв в порту Бейрута.
Петюня говорит, что взрывал был настолько сильным, что его услышали даже на Кипре и в Греции.
А потом, подходит к человеку, который живет рядом с портом и спрашивает: - А вы взрыв услышали?
Вот это я понимаю. А вы говорите, Параджанов, Пелешян.
А то, что Петюня в вольере Первый Канал русского амбассадора, бытового алкаша Копыркина Серегу обозвал Коперником – так это от волнения.
Когда ереванский интеллигент на близком расстоянии оказывается наедине с русским, то очень хочет, чтоб его тоже приняли за белого человека.
Про самих русских, покойный Герцен, царство небесное, Александр Иванович говорил:
“Знакомство русского человека с иностранцем – это, своего рода, повышение в чине”.
В Ереване идет обратный процесс.
Но вершина идиотизма зарегистрирована, к счастью, не в Ереване, а в солнечном, но влажном Санкт – Петербурге, где открыли памятник Комитасу.
Это еще при резервуарной обезьяне – Дяди Нации.
На открытии памятника отправили воина Сержа, этого вашего клетчатого контрацептива в ворсинках и катышку, но с ароматом лесной хвои – Шармазанова Эдичку.
Кстати, ему уже лучше. Кризис миновал. Он уже не кидается на медицинских сестер с воплями: “Я и Ашотян Армени в одиночку – ничто, а вместе – мы воины Сержа!”
И вот телевизор показывает, как эта жертва республиканского аборта стоит перед памятником Комитаса, заведомо сделав грустное лицо.. Я сразу понял, что скоро он, наверняка ляпнет что – нибудь концептуальное. Я не мог ошибиться.
Созерцая памятник, он сказал:
“Комитас – это символ Геноцида!”
Так прямо и сказал.
В данном случае, работал принцип одного окна.
Для того, чтоб в Армении поступить на государственную службу, кандидату необходимо получить государственный сертификат лицензионного дебила с голографией, который выдает министерство юстиции, по принципу одного окна.
Это обязательно для всех, кроме тех, кто претендует поступить на службу в министерство культуры.
Но вы так и не вникли в истинную причину вчерашней драмы, в виде общенационального психоза.
Покойный Сергей Параджанов имел несчастье родиться 9 го января. А в этот день родился оправдывающий фактор Геноцида армян, председатель союза кинематографистов – Арутюн Хачатрян, которому очень больно, неловко и некомфортно, что именины Параджанова отбрасывают его через кинематографический хрен в номенклатурную крапиву, в центре абрикосовой плантации, в результате чего, персональный стриптизер российских критикесс с неустроенной личной жизнью, остается без внимания.
В этом и вся трагедия армянской культуры!
В связи с этим, у меня к властям весьма рационализаторское предложение:
А нельзя каким – то образом день рождения Параджанова передвинуть назад или отодвинуть вперед. А то, какая – то петрушка получается. Председатель союза кинематографистов и так после Революции с халявного коньяка пересел на платную бормотуху, и, тем самым, печень себе посадил.
А тут еще и вы воруете у него именины. А он же – легко ранимая творческая натура: плюнешь на лакейскую подошву, будет смотреть на тебя и улыбаться.
Но во всем этом деле, имею в виду массовый психоз по текущему Параджанову и ближайшему Шарлю Азнавуру – есть один жирный плюс.
После войны общественность повесилась за яйца Согомона Тейлерана и Гарегина Нжде.
Глубоко отрадно, что в текущем году их заменяют, ныне Сергей Параджанов, а чуть позднее – Шарль Азнаур.
Все – таки, культурный психоз намного лучше, чем истерика в эстетике люмпен – патриотизма.
Хотя, так или иначе Дембель неизбежен, как и крах мирового империализма.
Имеется в виду: нельзя хвататься за то – о чем понятия не имеете, как бы категорично это не звучало.
В каком армянском кинематографическом вузе, или в каком армянском телевизоре, в последний раз показывали фильмы Параджанова или того же Пелешяна?
Столетие Параджанова UNESCO будет отмечать целый год.
А вы завтра его забудете.
А Столетие Шарля Азнавура, помимо UNESCO, очень красиво отметит вся Франция.
Если не считать последнюю, незавершенную картину “Зона”. то последним фильмом Параджанова был “Ашик – Кериб”.
Тоже – непревзойденный шедевр, про который в Армении не любят говорить. Не любят, потому что Параджанов в пику вашего псевдопатриотического бешенства, в 1988 году, снял фильм по азербайджанской сказке – легенде. Вернее, это сказка Лермонтова, основанная на азербайджанской легенде, у которой структура туркменской сказки – дастана.
Есть такой жанр.
Параджанов слишком высоко стоял над всем этим. И жизнь показала, что он оказался прав.
А вы все провалили.
Сейчас квалифицированно все объясню.
Писал, что в том году, в сентябре месяце, на венецианском кинофестивале побывал на двух специальных показах: “Тени забытых предков” Параджанова и “Андрей Рублев” Тарковского, в первоначальном, оригинальном названии “Страсти по Андрею”
На глазах национальное, сугубо национальное, узко национальное кино становится наднациональным и доступным для носителей другой культуры.
В искусстве – это самое трудное. В этом и мастерство.
За целых четверть века вы сняли кучу фильмов, написали кучу книг про Геноцид и Карабах. Но никто кроме вас это не понял
.А закон искусства очень суров:
если ты снимаешь фильм или пишешь книги про свой народ, про радость или горе твоего народа, и восприятие не выходит за рамки национальной аудитории, то, твой фильм – это монтажный мусор, а книга – прорва в девятый вкус, макулатура, стопка бумаг.
Есть фильмы и книги, где национальная составляющая заложена в самих названиях произведений. Например, роман Теодора Драйзера “Американская трагедия”, или фильмы Витторио ле Сика “Брак по – итальянски” и Пьетро Джерми “Развод по – итальянски”. Однако, эти произведения доступны и любимы зрителям и читателям всего мира.
Все то, что писали или снимали про Геноцид или Карабах, кроме вас никто не понял.
Вам не удалось такими мощнейшими средствами как литературу и кино, представить миру суть ваших радостей и бед.
А между тем, в самой Италии, те же фильмы “Брак по – итальянски” и “Развод по – итальянски” считают даже не итальянскими, а неаполитанскими фильмами.
В чем причина ваших провалов?
Причина в том, что главным в авторском подходе должны быть честность, профессионализм и объективность.
А в вашем подходе – пошлый и примитивный люмпен – патриотизм, который, как правило заканчивается тыканьем пальца в небо, в эстетике дебильного пафоса армянской литературы.
Допустим, еврей Стивен Спилберг снимает масштабный фильм про трагедию своего народа, где главный положительный герой – немец.
Еврей Роман Полански снимает фильм про трагедию своего народа, где вспомогательный герой – тоже немец.
Вы можете снять фильм про Геноцид, где главный положительный герой – турок?
Не сможете, потому что, русские вас так дрессировали.
Армянский Геноцид – это такая же дубинка над головой Армении, коим был Карабах до недавнего времени.
Была партия Ittihâd ve Terakkî. Партия младотурков “Единение и Прогресс”.
Вы были в курсе, что обкуренные дашнаки – АРФ Дашнакцутюн – составляли парламентскую коалицию с младотурками?
Эта тройка: младотурки – дашнаки – большевики – публика из одной и той же конторы Grand Orient – Великий Восток, головной офис которого базировался в Салониках.
То, что обкуренные дашнаки каждые 24 апреля сжигают турецкий флаг, они это делают с горя, пор принципу:
“На воре шапка горит”
Откуда было знать армянскому крестьянину из Муша или учителю из Вана – о чем за их спинами договариваются дашнаки и младотурки в Полисе?
Спустя 100 лет вы попадаете в ситуацию: один к одному.
Разница в том, что 100 лет назад обкуренные дашнаки торговались с младотурками по поводу создания армянской автономии, на землях Восточной Анатолии, в составе Османской Империи, а сегодня , те же обкуренные дашнаки торгуются о ликвидации армянского государства и о создании армянской автономии в составе Российской Федерации.
И как сто лет назад. так и сегодня, связными в этом деле были армянские попы, то бишь обезьяны в рясах.
Поэтому, не Республика Армения, а паршивая армянская диаспора как собака боится создания совместной исторической комиссии. Там такое говно поднимется в троллейбус, что вам захочется повеситься.
Для сценария DR LETZTE NOVEMBER, который лег в основу теперь уже бессмертной книги “Последняя осень Кенигсберга” я досконально изучил историю не только Второй Мировой войны, но и предвоенной и послевоенной Германии.
Для Народной Трилогии, досконально изучил историю Первой Мировой войны – и не только.
Остались открытым два вопроса:
- Почему армяне украли Комитаса, отвезли во Франции и спрятали в психушку?
- На самом ли деле Гранта Динка убили турка?
Комитас мог открыть, а Грант Дин открыл ящик пандоры.
Без ложной скромности могу сказать, что нынче я и моей турецкий партер – соавтор Месут Туфан – продолжаем это дело.
Для того, что у Народной Трилогии была мировая проходимость – для этого мне нужно быть в высшей степени объективным, иначе я опущусь до уровня армянского писателя и кинематографиста, что в моем положении крайне недопустимо.
В этом плане – в плане наднационального подхода к чересчур национальному материалу, я очень многому научился у вышеназванных великих мастеров. Когда я первый посмотрел фильм Параджанова “Ашие – Кериб”, то, окончательно убедился, что человек этот был не из этой планеты.
И мое любимое профессиональное изречение: “Режиссеру не надо ничего выдумывать: ему надо всего – лишь вспоминать” – принадлежит Артавазду Пелешяну.
А то, что сказал великий Шарь Азнавур, каждый бумажный патриот из могущественной, но идиотской диаспоры, должен отчеканить у себя на лбу.
Ему задали вопрос:
- Как вам – сыну бедных эмигрантов – удалось добиться такого невероятного успеха во Франции?
Они ответил: - Я не делал того, чего не делают они.
ЭПИЛОГ
Бабо Эгине умерла, когда я был в Ване, на городском базаре.
Курдский мясник долго смотрел на меня, потом отрезал большой кусок отменной баранины, Кусок холодного мяса с треском упал на прилавок, а мясник сказал: - Отнеси домой! Пусть Анне или Ханум что – нибудь вкусное приготовят!
Через 10 минут позвонили из Калифорнии и сказали, что Бабо Эгине умерла. Холодное мясо осталось на холодном прилавке прилавке. Прямо как в морге.
А тогда я был в блокаде. Банковские карты были заблокированы. А в Ване был номинирован на Гран – При, и мое присутствие там было обязательно.
Выхода не было. Кто бы в то время дал мне денег в Армении?
Позвонил Бабо Эгине. Она уже была очень слабой.
В больнице лежала. Сказала, что, как раз пенсию получила. Завтра поедет в банк и всю пенсию отправит тете Зине, чтоб здешний банк – мародер не арестовал денежный перевод на мое имя.
Естественно, в Турции я получил Гран При, но этот треск холодного мяса, которое мясник бросил на прилавок – до сих пор в ушах звенит. Мне казалось, что это холодные поминки по моей последней Бабо.
А когда похоронили Бабо Мариам, и вернулись с кладбища, здоровая Бабо Эгине прямо руками из кастрюли вынула два больших куска очень горячего мяса, положила в тарелку, накрыла лавашем, который на мясе сразу размягчился, положила тарелку на стол и сказала: - Сейчас соберется много народу. Будешь болтаться под ногами, и останешься голодным.
Тогда не знал, что это будет самым вкусным мясом в моей жизни.
PS
Эта сцена есть в книгах, но я также не знал, что этот тонкий сугубо национальный момент так нежно поймут в Италии и Франции. Это значит, что сцена была наднациональной. Поэтому, стала доступной и любимой.
Значит, я пошел по правильному пути.
Все стирается: власть, границы, государства,
Остаются только тени незабытых предков, которых не надо искать в толпе убегающих теней.
Они как кинолента мелькают перед глазами.
Не надо ничего выдумывать.
Надо всего – лишь вспоминать.
