Слово Маэстро
Main photo by Alex Terzikyan
Сегодня славно поработал. Очень славно.
Можно и внешний раздражитель включить, в целях номенклатурной терапии.
Напишу что – нибудь, поэтическое, возвышенное, в эстетике поэзии серебряного века.
Я же старомодный.
В ленте попало очередное отвратительное видео.
В Ереване снова премьера фильма.
Снова на Абовяна выложили эту несчастную, покрытую тремя пальцами пыли, единственную и неповторимую красную ковровую дорожку, которая до сих пор состоит на балансе кинотеатра “Москва”.
Какие – то кривоногие сосульки на высоких каблуках, видимо звезды армянского кино, спотыкались на дорожке, но отправляли сердечки и воздушные поцелуи в ереванскую пустоту.
Счастье есть, его не может не быть!
В Ереване каждый Божий день, если не премьера фильма, то презентация книги.
Тут как говорят на Руси: “Что не понос, так золотуха”
Хотя, мой дед – Дикий шофер Длинный Геворг из клана жестоких людей – подобную ситуацию сформулировал несколько иначе:
“Армянский народ стал таким талантливым, что уже никто не хочет на заводе работать!”
И вправду, здоровые мужики с кисточками в руках сидят, а на стройках людей не хватает. В стране идут грандиозные дорожные работы.
Строим дорогу жизни, дорогу будущего.
Обезьян в рясах ждут ревякинские лопаты, а они тоже работать не хотят. Продолжают вести паразитический, антиобщественный образ жизни.
Один раз на поминках – ՕՂՈՐՄԻ ՄԵՐ ԲՈԼՈՐ ԱՆՑԱՎՈՐԱԾ – наемный поп так напился в зюзю, что перешел на лексикон тревожной субкультуры. А я говорю Черному Геворгу:
“Если не остановим этого придурка, то он скоро бабу захочет!”.
Сначала крестом махал, пока был трезвый, потом окаянным отростком. Прямо отец Онуфрий какой – то, который обходя окрестности Онежского озера обнаружил обнаженную Ольгу и сказал: Отдайся, Ольга! Озолочу!
Приблизительно такая драматургия.
На официантку глаз положил служитель культа.
А там порядочные люди сидят поминальный хлеб едят.
Что это случилось, друзья мои, что у вас всякая сфера: от служения культу и разным музам, до носителей клятвы Гиппократа – так кощунственно опошлена?
Ко мне обращаются по разным вопросам, с разными просьбами. Помогаю людям по мере возможностей.
Как раз, намедни люди пожаловались:
- Почему тропинки Городского кладбища № 1 не асфальтированы? В дождь и слякоть ходить невозможно!
Люди правильные вопросы поднимают.
Говорю: - Что эти тропинки, что полоски на пальто городничего – та же груша только в профиль.
А намедни сосед жалуется.
Молодой парень, а мать при смерти. Положили в больницу, а нынче выписывают с мотивировкой: медицина уже бессильна.
Но почему – то парню заставляют лекарства купить – 2 таблетки по 50 тысяч драм. Причем, в указанной аптеке.
Писал один раз, что в конце каждого месяца начальник аптеки с конвертом наносит визит главному врачу данной больницы.
Один раз мне пожаловались, что одно и тоже дорогое лекарство на двух пациентов продали.
Пациент умер, лекарство не понадобилось, и родственники усопшего застукали, как их купленное лекарство возвращают в аптеку.
При глобальном Совке Ереванский Медицинский Институт был самым дорогим институтом. При средней зарплате по стране – 120 рублей в месяц – там взятка составляла 50 тысяч рублей.
Оттуда выходят врачами или барыгами?
Чтоб стать квалифицированным барыгой, 50 тысяч государственных казначейских билетов Госбанка СССР, подделка которых жесточайше преследовалась по закону – это слишком много.
Барыгой можно стать и под заборами за бесплатно.
Слава Богу, что из этой богадельни в основном выходят обезьяны КВН и Что? Где? Когда?
Имею ввиду, что к больным людям не дотрагиваются или не допускаются.
В эпоху кремлевского Гетто, при резервуарных обезьянах – Албанском комсомольце и Дяде Нации – где бы я не был в гостях, ребенок возвращается со школы, и орет прямо с порога: - Директриса школы снова денег требует!
Там 3 тысяч драм, 5 тысяч драм на разные тампоны, швабры, контрацептивы, веники, прокладки, ведра.
Директриса школы у школьников булочки ворует.
От детей кусок хлеба отбирают..
Деньги же отбивать надо?
Тогда у нас взятка на пост директора школы составляла 15 тысяч бакинских. Казалось бы не Бог весть, какая сумма, но, тем не менее.
Взятка проходила через губернатора – в Ереван.
Вот нынче этого вашего лучезарного гоблина – Ашотяна Армена – ради которого неугомонная ереванская Кармен – Наира Зограбян – ерзает отвисшей задницей о горячий асфальт Еревана, делая из этого придурка узника совести, героя – великомученика – судят по таким делам.
Могу поименно назвать все эти фрагменты.
Все, что происходит в Александраполе – до меня доходит.
И доходит не от СМИ. Я еще не опустился до того уровня, чтоб информацию черпать от армянских журналистов.
Голубиная почта моих продавцов жертвенных голубей работает безотказно.
Но не буду называть, потому что снова меня пригласят на доверительную беседу, допустим в Специальный Следственный Комитет.
Меня же читают не только перламутровые контрацептивы с неоновой подсветкой на арахисовом масле из правительства, парламента и администрации президента, но и гуттаперчевые контрацептивы с ароматом жожоба из прокуратуры, полиции и следственного комитета.
И прошу это внести в протокол.
На меня базара нет. У меня чистые погоны и чистое сердце.
Мне красивые женщины дарят шарфы за 700 евро.
Я кого – то должен бояться?
В данном случае, я выступаю не как посредник, а как даритель в образе печального рыцаря пурпурного сердца.
Поэтому, члены правительства, депутаты парламента, сотрудники администрации, эти ваши придурковатые блогеры, писатели и режиссеры меня ненавидят и завидуют.
Шарфы, головные уборы, башмаки – это необходимая буржуазная атрибутика.
Они этому завидуют во вторую очередь.
А в первую очередь, они меня ненавидят за мою внутреннюю свободу.
Я не привязан ни к одному из корыт с казенным комбикормом.
То, что пишу, говорю, делаю – на это ни у кого духа не хватит.
Если кто – то в какой – то каморке гавкает на Николу, то это не означает наличие духа. Это означает, что он после Революции стал беспризорником.
А я не гавкаю на Николу. Я его воспитываю.
Он за меня не несет ответственность, а я за него несу.
Это благодаря моему Слову десятки, сотни, тысячи, десятки тысяч людей ему поверили. Это я дал гарантии.
Это моя доля ответственности. И я не отказываюсь от этой ответственности.
Но власть меня ненавидит за то, что я у них ничего прошу.
Ни членства в партии, ни денег, ни званий, ни должностей.
Членство в любой партии или организации – это принадлежность к стаду. А благодаря моим пяти Бабо из Карса у меня извращенное чувство собственной индивидуальности.
Поэтому, я не хожу на выборы. а направляю электорат в нужное русло.
Меня уже дергают из Парижа, и на текучку времени не хватает.
Знала бы моя неграмотная прабабушка Звездочка, что в Париже она станет Звездой!
В этом вся ваша проблема, друзья мои!
Сейчас квалифицированно все объясню.
Похороны ее дочери – моей тети, народной артистки Армянской ССР Аракси Гюльзадян – были правительственными.
Панихида состоялась в вестибюле Национальной Оперы.
Когда пришли люди из ЦК, Совмина, Верховного Совета, она сидела у гроба дочери, и тихо кому – то сказала: - Сколько важных людей собралось! Я не могу при них плакать. Можно мне выделить комнату: я пойду туда, там поплачу и вернусь. Я не хочу, чтоб эти большие начальники увидели мои слезы.
О чем это говорит?
Это говорит о том, что когда ты отказываешься принимать правила игры, отказываешься от протокола, регламента, и норм поведения в общественных местах и общепринятых ценностей – то, все это обязан заменить собственным этическим Кодексом.
Если ты все это не заменяешь собственным этическим Кодексом, то превращаешься в тряпку, наподобие ереванского жоржика – доцента, туфта – интеллигента и фуфло – деятеля культуры.
Это моя неграмотная Звездочка, лучше всяких академий и университетов, научила меня как относиться к любой власти.
Неграмотная жена простого александрапольского ремесленника.
В эпоху коллективизации дела моего прадеда пошли очень плохо и мастерская закрылась. А он тяжело заболел.
Аракся тогда уже жила в Ереване.
Звездочка втайне от мужа его серебряный пояс ремесленника отправила дочери, чтоб она продала и отправила деньги на лечение.
Ремень Аракся продала, но деньги на базаре украли.
Ей тогда было 22 года.
Мой прадед остался без лекарств и умер. Денег не было.
Но перед смертью он узнал, что его пояс продан.
Дочери ничего не сказал. Звездочке сказал: - Это ты не пояс, а мою гюмрийскую честь ремесленника продала. Я бы и так умер. А честь свою гюмрийскую отдал собаке, а собака не съела.
Звездочка прожила с этим ровно 51 год: с 1932 по 1983 ий, и ни разу ни сняла с себя черное.
Украденные деньги за серебряный пояс моего прадеда – Карапета Гаспаряна – я вернул, и ничего, что уже было поздно.
Главное, что вернул.
Это и есть собственный этический Кодекс, который выше любой власти.
Сегодня не армянский дебильный истеблишмент, маргинальный бомонд и испорченная Богема, а такие простые александрапольские ремесленники становятся персонами всемирного наследия UNESCO, и их ценность нематериальна.
ЭПИЛОГ
В Полисе, во время сепаратных переговоров, буду жить в этом Гранд – Отеле. А турки всегда там бронируют номер.
Зеленые узоры на подушке символизируют умеренный Ислам.
А Ислам, как известно – это очень тяжелый участок работы.
А прибор в виде подушки у ног – это Мутака.
Очень полезная вещь в хозяйстве.
Например, при всем уважении, но министра иностранных дел Армении – Мсье Мирзояна Арарата – в гостиницу такого представительского класса не пустят. И не только потому, что его экстерьер непрезентабелен на фоне моего александрапольского шарма и чрезмерно тонкой внутренней организации. Но и потому что, он живет по протоколу, и лишен собственного этического Кодекса, благодаря которому я взял на себя функции этой власти, банковской сферы, бизнеса и вечно голодающей, но могущественной армянской диаспоры.
А гюмрийские сапоги моего прадеда они потом будут облизывать.
Это тесто много воды унесет. А сапоги фасона Фонарь, которые мне и ночью укажут праведный путь.
PS
Александрапольский камень застрянет в горле.
И снова коса нашла на камень.
