Слово Маэстро
Доктор Акобян приготовил Манифест, по сути от всего врачебного сообщества:
“Прошло больше месяца после премьеры фильма, на котором я имел честь присутствовать. Хотел сразу написать,но решил подождать, необходимо было все это осмыслить. Потом посмотрел еще раз все , что вы снимали до этого, просто хотелось понять,как вы шли к этому.
Буду так же краток , как вы на премьере – это гениально.
У меня были определенные опасения. Фильм ” Последний город” – это очень личное, и вы должны были быть уверенны, что зритель все это может правильно оценить. Этот фильм не для широкой аудитории, он нуждается в особом зрителе и вам в этом смысле повезло. Ваш зритель ( в том числе и ваши читатели) должны иметь определенные черты характера, мировоззрения, особое понимание жизни и смерти. Подхожу к главному. Вы, наверное, тоже обратили внимание,что почти добрая половина зрителей на премьере – были врачи. Они так же являются и вашими читателями. И то,что вы приняты в сообщество врачей( поверьте оно достаточно закрытое и консервативное) это высокая оценка вашей работе. Профессия врача, как никакая другая, понимает все о чем вы хотели рассказать в фильме. Желаю вашему фильму больших успехов. То,что я написал, это только часть того, что хотелось бы вам сказать.
Удачи вам и здоровья.”
Эпикриз уважаемого Доктора архиважен вдвойне.
Сегодня в Москве похороны моей основной преподавательницы сценарного мастерства и теории драмы – Людмилы Александровны Кожиновой.
И потом, я сделал фильм не про свой родной город.
Я хотел сделать наднациональную притчу о жизни и смерти.
А в вопросах жизни и смерти обмануть врачей невозможно.
Вообще, кино наиболее правильно воспринимают представители двух профессий: врачи и архитекторы.
У нас даже есть специальная дисциплина:
“Архитектоника сценария как литературного первоисточника”
Дебильная профессура армянских кинематографических вузов, в полном составе, об этом не в курсе, но, тем не менее, такая дисциплина есть. И этой дисциплине следует учиться.
Не надо себе льстить, что талант способен компенсировать не владение ремеслом. В искусстве такой подход губителен.
И вот когда у меня вышла Книга № 5 “МОНАСТЫРСКИЙ КРЕСТ. Советская сага”, естественно, я получал много отзывов, но наиболее точно охарактеризовал книгу русский архитектор Андрей Иванов, который что – то перестал выходить на связь в последнее время, Видимо, дела идут хорошо – и слава Богу!
Хотя, я представляю что про меня говорят ему столичные туфта – интеллигенты и фуфло – деятели культуры, которые не только катастрофически бездарны, но и насквозь лживы и фальшивы.
Искренними становятся только тогда, когда видят белого человека, и устраивают хоровод папуасов с бубенцами.
С Юрием Павловым произошла та же история.
Это когда он на Александровской улице бегал, прыгал, указывал на этих провинциальных бродяг от культуры и орал на меня:
- Почему ты выделяешься на каждом шагу? Они ничем не хуже тебя! И ты ничем не лучше их!
Говорю: - Ладно, Корчагин, расслабься! На нас люди смотрят!
В этом плане, царский Александораполь слишком консервативен.
Директор главной библиотеки Александраполя, где проходят презентации мои книг, и в частности, последний помпезный бенефис – Амирян Геворг – говорит мне: - Если я тебе скажу, что при мне говорят про тебя члены союза писателей, то прямо сейчас возьмешь нож и побежишь за ними!
Говорю: - А зачем? Пусть сделают из меня легенду! Пол Еревана страдает над моими дорогими шарфами, башмаками и головными уборами, доводя себя до самобичевания, которое, как правило, плавно переходит в членовредительство. Теперь четыре папуаса из союза писателей что – то гавкнули про меня.
За армянскими писателями не надо гоняться ножом: их разве что можно только обнять и плакать и шаурму подарить из кошатины, но зато с обильном майонезом, завернутую в воронежскую фольгу, чтоб никто не догадался.
Они же в последний раз вкусно поели, когда еще Черненко, царство небесное, Константин Устинович, регулярно ходил на работу.
Армянские деятели культуры начали голодать уже при раннем Горбачеве, когда после апрельского пленума ЦК КПСС, Культпросвет перестал требовать Девушку с веслом, в следствие чего, в Армении сформировалась целая армия агрессивно настроенных пыльных скульпторов, во главе с Варданяном Або и Левоном Токмаджяном, который умудрился гипсовый бюст Кирка Киркоряна продать самому Кирку Киркоряну за 1 700 долларов, в лифте отеля Marriot
Поэтому, они в каждом белом человеке видят Миклухо – Маклая в пробковой каске и с вожделенной палкой для ликбеза.
Однажды позвонил тогдашний наш Губернатор – Тигран Петросян – и сказал: - Время обеденного перерыва. Давай сегодня вместе пообедаем. Мне надо тебе кое – что рассказать.
Встретились в кабаке, сидим по – людски, кусок хлеба едим, а он рассказывает: - Утром ко мне в кабинет ворвались три возмущенных члена союза писателей, с жалобой и претензиями: “Вы почему не финансируете издание наших книг?” Вот так прямо с порога. А я им говорю: “Администрация не занимается книгопечатанием. Этим занимаются издательства и типографии!” А они: “Но вы же финансируете книги этого бездарного Армена Гаспаряна, который возомнил себя великим писателем! И вообще, вы в курсе, что он связан с мафией?”
Дело в том, что мои книги стояли на витрине кабинета Губернатора, дабы представить иностранный гостям александрапольский бренд – городской Кодекс двойного коленкора. И члены союза писателей узнали, или видели мои книги на витрине кабинета № 1.
Это логика армянского писателя, которая еще с 19 го века была ущербной, оттуда и дебильный пафос, методом тыканья пальца в небо.
Губернатор вежливо отвечает: - Книги моего друга – Армена Гаспаряна – я не издал, а купил свои экземпляры со своей зарплаты. Завтра я не буду губернатором, а Армен Гаспарян навсегда останется Арменом Гаспаряном. Поэтому, когда я не буду губернатором, то его книги уберу с витрины, и положу на комод у себя дома.
Спрашиваю у Тиграна: - А сколько, вообще, денег требовали?
Говорит: - 150 тысяч драм. 50 тысяч на каждого!
Так обидно стало за армянскую литературу.
Такая сумма у меня идет только на пригласительные в белых конвертах.
Но еще более обидно стало, когда спустя неделю еще раз зашел к директору главной библиотеки, дабы обсудить детали предстоящего помпезного Бенефиса Александрапольского Аристократа.
Амирян говорит: - И ты хочешь, чтоб они тебя любили? Конечно, они должны тебя ненавидеть!
Говору: - Нет, я не хочу, чтоб они меня любили! А что случилось?
Амирян говорит: - До тебя в кабинет вломились три члена союза писателей, и требовали, чтоб я их книги купил: тысячу драм за три книги.
Спрашиваю: - Купил?
Говорит: - Конечно. Иначе они бы не ушли.
Такая вот грустная драматургия, господа члены сценарно – редакционной коллегии.
А я сидел и думал: “Это были те самые три члена союза писателей у губернатора, или новая партия?”
Их же как собак нерезаных.
А Андрей Иванов, как архитектор, и московский интеллигент, который никак не решается специальную операцию в Украине называть войной или агрессией, в одной фразе очень красиво сформулировал эстетику Книги № 5: “МОНАСТЫРСКИЙ КРЕСТ. Советская сага”:
“Древнегреческая драма, сконструированная в советской действительности”
И тетя Эвелина – героиня книги – сказала после прочтения книги: “Такое впечатление, что в 1937 году ты жил у нас дома и все это видел”
Воссоздание среды и эпохи – это нелегкая задача.
Дебильная профессура армянских кинематографических вузов в полном составе – и об этом не в курсе.
В мировом кино непревзойденными мастерами воссоздания среды, атмосферы эпохи являются Стэнли Кубрик и Роман Полански.
Работа художника – постановщика Аллана Старски в фильме Романа Поланского “Пианист” – бесподобна!
В советском кино – это Алексей Герман.
Его шедевр “Проверка на дорогах” всякий раз у меня все выворачивает наизнанку и медленно убивает, в высоком смысле.
Есть еще полузабытый фильм “Комиссар” Александра Аскольдова – кино высочайшей культуры.
До премьеры Доктор Акобян еще про Книгу № 6: “ПОСЛЕДНЯЯ ОСЕНЬ КЕНИГСБЕРГА” написал:
“Несколько дней назад перевернул последнюю страницу вашей книги – Последняя осень Кенигсберга. Точнее я закончил смотреть фильм. На протяжении всего чтения было ощущение, что я смотрю фильм, настолько было все необычно и ярко. Поделюсь с вами одной мыслью. Есть такое понятие – эмпатия. Это медицинский термин. Говоря простым языком эмпатия -это способность человека чувствовать эмоции другого человека, вставать мысленно на место другого человека и иметь способность отзываться на его переживания. Хорошая книга позволяет включать воображение, смотреть на вещи чужими глазами, посещать места и события, о которых ты да же не знал. Вы становитесь другим и возвращаясь назад в свой мир становитесь немножко другим. Таких людей называют эмпатами. Я хотел бы,чтобы таких людей стало больше в это неспокойное время. Если хотя бы половина ваших читателей станет эмпатами, у этой страны будет будущее , а вы можете считать вашу миссию выполненной.”
Вот это и есть самоидентификация читателя с персонажами произведения.
Мои пять Бабо и прабабушка Звездочка были в каждом доме.
А моей авторской задачей было – не банальное описание событий и ситуаций, которые происходили у меня дома.
На это способна любая графоманка с амбициями.
Это не литература, а стопка бумаг.
Литература – это когда читатель твое личное воспринимает за своей личное, о чем говорит уважаемый Доктор Акобян.
Ты обязан заставить читателя, чтоб он через твою книгу взялся за самоанализ. Иначе, он потеряет интерес к твоей работе – и он будет прав.
А причина провалов армянской литературы и кино в том, что их авторы входят в роль Мессии, в связи с чем, зрителей и читателей принимают за стадо овец и баранов, которые все схавают.
А это не так.
Можно обмануть себя, но не читателя и зрителя.
Поэтому, Станиславский, царство небесное, Константин Сергеевич за**бался повторять:
“Любите искусство в себе, а не себя в искусстве”
Поэтому, на каждой книге и на каждом фильме я сжигаю себя, чтоб читатель и зритель подумал, что это мне далось очень легко.
А провал в армянском кино и литературе носит перманентный характер, поскольку в эти очень чувствительные сферы деятельности пришли уже два поколения людей с нулевым уровнем базовой культуры и базового образования.
Кино – Десятая Муза – синтез всех искусств.
При построении композиции кадра я до сих использую знания, которые получил в знаменитой академической художественной школе имени ныне покойного Меркурова,Сергея Дмитриевича,, где я в 10 лет изучал перспективу Джотто, который до сих пор использую в своих фильмах.
Это ведь Джотто сказал:
“Я написал картину, но в мечтах она была намного лучше”
Правда, в финале фильма Пьер Паоло Пазолини “Декамерон” эта фраза устами того же Джотто звучит несколько иначе:
“Зачем что – то создавать, если этим можно грезить?”
Поэтому, я не даю кинооператору абстрактные, философские задания. Причем размахивая руками, как это делают ереванские бездарные кинорежиссеры.
Настоящих кинооператоров это бесит.
Я ставлю одну задачу:
“Фильм должен быть до миллиметра так выверен, чтоб зрителю захотелось вырвать каждый кадр, поместить в раму, и повесить на стену у себя дома!”
В Армении, в основном, молодой человек приходит в кино уже, с клеймом на заднице “Обезьяна из КВН”,и непременно с клиповым мышлением.
А клиповое мышление, друзья мои, – смена плана каждые 3 секунды – не позволяют ему погрузиться в эмоциональный материал.
Оставим пока в стороне, что в Армении так и не сформировалась базовая национальная киношкола, как в Грузии, Киргизии, Таджикистане, Латвии, в Украине итд.
Это совсем другая тема.
В Армении нет академической, классической школы, которая бы базировалась на достижениях мирового кино – в целом.
В 12 лет, благодаря академической художественной школе я наизусть знал работы и биографии Леонардо, Рафаеля, Микаленджело, Тициана, Караваджо, Эль Греко, Рубенса, Рембранлта, Веласкеса, французских импрессионистов, русских передвижников.
Нам было по 13 лет, когда по Центральному Телевидению шел фильм “Отцы и дети” по Тургеневу, 4 серии.
Учительница Тикаева, царство небесное, Ольга Павловна, которая в какой – то момент заменяла основную учительницу Басову Лилю Захаровну, заставляла смотреть все серии, а потом вызывала к доске и спрашивала: - А теперь объясни, чем отличается экранизация от литературного первоисточника, и почему экранизация всегда уступает литературного первоисточнику.?
Школьнику 13 лет.
Нынче на этот вопрос не ответит не менее дебильная профессура славянского университета или института имени Брюсова.
Там думают следующим образом:
достаточно всей кафедрой или деканатом языком или хромовой тряпкой полировать левое Фаберже Путина перед очередной операцией, и мы – часть русской культуры: одна из нас уже Анна Ахматова, а кто – то из вас – Александр Блок.
Все проблемы кино вы все время связываете только с кинопроизводством.
Но кинопроцесс – это комплекс три в одном:
кинопроизводство – кинопрокат – киноообразование.
А у вас в кинотеатрах турецкие лифчики продают.
В стране всего два с половиной действующих кинотеатра.
Это свидетельство того, что всякие разговоры о кино в Армении – бессмысленны.
Благородные читатели и зрители часто ссыпают меня комплиментами, от которых я выгодно наглею прямо на глазах.
Но три комплимента я выделил. Сохранил для истории.
Первый.
“Если бы ереванские кинематографисты не написали донос на Армена Гаспаряна, то мы бы так и не узнали , что в Ереване есть 120 кинематографистов”
Под руководством Будулая в белых кальсонах с завязками внизу – председателя союза кинематографистов Арутюна Хачатряна – был составлен донос в правительство и парламент, с просьбой привлечь меня к уголовной ответственно за то, что я периодически издеваюсь и оскорбляю армянских кинематографистов, кроме Армана Чилингаряна.
Донос подписали 120 персон – кинематографистов, что крайне удивило моих поклонников и поклонниц. Особенно, безумно красивых женщин.
Поэтому, они пришли к такому умозаключению:
“Если бы не донос на Армена Гаспаряна, мы бы так и не узнали, что в Ереване живут 120 кинематографистов!”
Из правительства и парламента поступила совместная депеша в союза кинематографистов, в виде вялого ответа:
“Армен Гаспарян и над нами каждый день издевается и оскорбляет. Рекомендуем смириться с этим – и творить дальше!”
А я не издевался и не оскорблял.
Просто выяснил, что изобретатель фрукта абрикос, у которого вместо двух яиц два золотых абрикоса, инкрустированных камушками SWARKVSKI, по принципу: “Когда у боша масла в избытке, он половину на задницу мажет” – Арутюн Хачатрян – до 50 лет не знал, что башмаки, особенно зимние, не надевают на босу ногу. Сначала надевают носки, а потом башмаки. если конечно, я снова не отстал от жизни.
Впервые в жизни, он носки надел в 50 лет.
И что характерно, сам не догадывался. Его надоумил этот ваш клинический дегенерат, бывший Городничий Еревана – Тарон Великолепный, который сам в 25 лет понял, что лакированные туфли фасона “Перец” тоже нельзя надевать на босу ногу.
И все это я оформил в жизнеутверждающий фельетон:
“Житие Александрапольского Аристократа в стране большевиков”
Где вы тут видите оскорбления, унижения, издевательства?
Все в рамках правового поля и высокого искусства.
А первая встреча с Кожиновой, уже царство небесное, Людмилой Александровной – была очень жесткой, но стала уроком на всю жизнь.
Я уже прошел собеседования на предмет общего культурного развития и предрасположенности к высокому искусству, и в конце она спрашивает: - А у вас есть готовые работы, которые вы бы хотели представить мне для ознакомления с вашим почерком?
Тогда мне было 20 лет, у меня был один сценарий, который я написал шариковой ручкой, в холодном и темном Ленинакане под свечой и керосиновой лампой.
Сценарий представлял из себя стопку бумаг, неряшливо собранных в скоросшиватель, с надписью: ДЕЛО №
Я протянул ей, но она не взяла.
Сказала: - Молодой человек, если вы окончательно решили стать кинематографистом, то позволю себе набраться нахальства и сказать, что сценарии в такой форме не подают. Я не обязана это читать – и не буду!
Я начал оправдываться: - Этот сценарий я написал в очень трудных условиях, после землетрясения., в темноте и холоде.
Она усмехнулась и сказала: - А мне на это наплевать! Вы когда в галерее смотрите на картину художника, то вероятно не задаетесь вопросом: откуда художник достал краски? Почему, я должна это делать?
Я оцениваю результат, а не ваши мучения и страдания, которые вы обязаны были оставить за дверью, перед тем, как войти в аудиторию.
Поэтому, все мои книги проработаны до самых мельчайших деталь.
Нынче таких преподавателей нет.
Если бы были, то русское кино сегодня не опустилось бы от Андрея Тарковского до московского дурика – Сарика Андреасяна.
Когда я все исправил и представил сценарий уже в правильном формате, она дала первое задание: - У вас неделя ровно, чтоб представить мне пять новелл:
три про самые сильные потрясения в детстве, два – выберите людей на автобусной остановке, изучите их образ, пластику, органику и напишите про одну историю из их жизни.
Я спросил: - А как я это сделаю, если люди на остановке мне не знакомы?
Людмила Александровна сказала: - В этом мире у каждого человека есть своя личная драма, своя история, история семьи, которая достойна того, чтоб про это написали книгу, сценарий или сняли фильм.
Не бывает человека без истории, без личной драмы.
А вы решили стать кинематографистом!
И хватит вопросов!
Вы мне результат принесите через неделю, а я как Пушкин над вымыслом вашим слезами обольюсь.
Заставьте плакать или смеяться! Сразу берите профессию за рога, и ничего не бойтесь! И ошибаться не бойтесь!
Я вижу страсть в ваших глазах! Вы это сделаете!
К этому и сводится эпикриз Доктора Акобяна, который он написал очень вовремя, и низкий ему за это хирургический поклон.
Но и в этом случае палка о двух концах.
Параджанов говорит:
“Режиссера не выучишь даже в таком идеальном институте как ВГИК. Режиссером надо родиться, а режиссура – это детская авантюра!”
Следовательно, важно не где учиться, не у кого учиться, а как учиться.
Сколько я знаю в Армении функциональных дегенератов пятого поколения, они все закончили либо Гарвардский университет, либо Оксфорд, или МГУ имени Ломоносова, на худой конец.
Если ты родился без сорта и породы, то человеком не станешь, даже если горячий уголь тебе в задницу засунут.
Эти люди – мои преподаватели, и не только Людмила Александровна, научили мне самому главному:
ответственности за профессию и мужеству в профессии.
Любая трусость или политическая ангажированность любого деятеля культуры превратит в тряпку.
Договор любого деятеля культуры с любой властью – это договор с дьяволом.
Вот Людмила Александровна оберегла меня от этого: она учила не только ремеслу, но ответственности.
Почему я уперся рогами, и пять лет снимал фильм “Армянский хлеб”, и шесть лет “Последний город?
Я боялся одного: вдруг умру и не закончу фильм “Последний город”.
Это и есть та самая ответственность за работу.
Здесь режиссер и актеры ( музсчины) ночью трахаются в попу, а утром снимают фильм про Гарегина Нжде.
Поэтому Тарковский говорит:
“Вся проблема молодых режиссеров в том, что их образ жизни не соответствует фильмам, которые они снимают”
Отсюда мораль:
автор фильма “Армянский хлеб” не имеет права быть привязан к какой – то не было политической партии, или движению, быть приближенным как к власти, так и к оппозиции.
В первую очередь, это мне не простит бабушка Арусяк с того света. Я полгода ждал, что она скажет одну эту единственную фразу, которую невозможно повторить ни какими дублями.
Такие фразы произносят один раз в жизни – и умирают.
Поэтому меня боятся.
Нынче Армения кишит этими лучезарными фраерами бухгалтера синагоги в Марьиной роще Рубена Варданяна.
Напрашиваются на встречи, и как только я раскрываю рот, вернее ленинаканскую пасть, но,в рамках правового поля, естественно, то эти крысы сразу чуют: “Он – не наш клиент!”
Вы думаете, не предпринимают попытки меня вербовать?
Хрен в стакан!
Вам страшно станет, если я оглашу список ваших публичных спасителей, которые вымаливают у меня пригласительные на презентации моих книг и премьер фильмов, а потом приводят солдатские оправдания, почему их не было?
Они все руководствуются единым стандартом тоталитарной “Радио Свобода”, где женская часть сотрудников беременна наполовину, а мужская часть страдает частичной беременностью.
Та же паранойя в самой профессии.
Меня. в качестве независимого эксперта, приглашают в комиссию по защите дипломов факультета режиссуры, в этой самой несчастной академии искусств,
Я вернулся домой, приготовил экспертное заключение, опубликовал, а потом на горшок – и в люльку.
В семь утра труба позвала. Отсоси горниста.
В академии сыр бор!
“Если не удалишь экспертное заключение, нас всех выгонят с работы!”
В чем причина?
Отец студента вкалывает в российских ебенях, мать снимает с себя последние драгоценности сдает банку – мародеру, чтоб оплатить идиотское образование своего чуда – чада.
А чудо – чадо возвращается домой и заявляет родителям: - В кафе, на улице Кирова, Армен Гаспарян ел яхли, пил какааой, и за три часа нам объяснил то, что мы за три года обучения не услышали!
Мне прямым текстом сказали: бояться пригласить меня преподавать.
А зачем мне преподавать?
Там зарплата преподавателя – пять экземпляров моих книг, а новый шарф из льна, прямо из Парижу, в два с половиной раза дороже министра культуры – Мсье Ваграма Думаняна – который не удосужился даже мне яйца полировать, хотя бы хромовой тряпкой, ради будущего армянского кино.
Поэтому, второй комплимент от благородных зрителей и читателей был обращен армянским литераторам и кинематографистам:
“Вам необязательно писать книги или снимать фильмы!
Армен Гаспарян это делает за вас всех!”
Я написал пять новелл, в течение недели, и мой непосредственный Мастер – супруг Людмилы Александровны, Черных Валентин Константинович – сказал: - Ты кинематографистом стал на похоронах своей Звездочки, и на панихидах своих Бабо, когда тебе было 13 лет.
Так что, не стоит талант испортить образованием. А ремеслу я научу тебя за полгода. Поедешь в Армению – и вернешься с дипломным сценарием для полного метра.
Ты в полной мере владеешь сценарным объемом!
А я по глупости спросил: - А что такое сценарный объем!
Людмила Александровна сильно разозлилась..
Подумал, что я издеваюсь. А я на самом деле не знал.
Конечно, пить водку, как с травматологами, так и гинекологами – это разные мизансцены: диваны, кресла, занавески, персонал.
Но, тем не менее, эпикриз хирурга с большой буквой – Доктора Акобяна – о корпоративной солидарности вселяет надежду.
Ведь третий комплимент немного грустный.
Это я когда на той же улице Кирова ел тот же яхли, и пил тот же какавой, заметил Матеовосяна, который спускался по Кирова, и который при Косом был депутатом парламента.
Ору с места: - Дядя Размик, чем мне тебя угостить?
Он остановился, мило улыбнулся и сказал: - Ничего не надо, сынок! Тебя и так слишком много для этого города, для этой страны.
Такой вот эпикриз.
Страдания и мучения я оставил за дверью.
