Трагикомедия, друзья мои, позиционирует себя как самый сложный жанр, которым ваш покорный слуга владеет мастерски.
Причем, этому нигде не учат: ты либо этим владеешь, либо нет
Три месяца назад от коронавируса скончался мой шофер Лева. Ему было 72 года.
Упокой душам всех наших покойников!
Именно шофер Лева произнес одну сакраментальную фразу.
Как – то раз, он заехал за мной, чтоб отвезти в таверну Черного Геворга. Там собрались люди из раньшего времени, и пригласили меня отведать говяжий мозг, с яйцом всмятку и аристократическим лимоном.
Это чистый деликатес, от которого члены правительства заработают пожизненную изжогу, поскольку их родители, в ночь накануне Рождества, вместо благородного вина принимали казенный уксус, запивая государственным томатным соком, в трехлитровой банке.
А это произошло перед последними выборами – до Революции. И когда шофер Лева заехал за мной, то у нас во дворе, в продовольственном магазине раздавали предвыборную взятку.
Следовательно, выстроилась очередь из жертв Третьей Республики, которые невольно организовали пробку, что изрядно подействовало нам на нервы.
Мне на выборы было наплевать. Я торопился на говяжий мозг, с аристократическим лимоном. Я же не плачу налогов.
Платить налоги государству – это признак невоспитанности, при полном отсутствии ярко выраженной гражданской позиции.
В Армении предвыборную взятку раздавали три субстанции:
Республиканская партия, Процветающая Армения и обкуренные дашнаки. Куда же без них – убогих?
И вот мы с Левой сидим в машине, и наблюдаем за электоратом, который в предвкушении 20 долларов на четыре года – созерцал республиканское солнце.
Все они были небриты, без зубов, с изогнутыми шеями, в рваных башмаках, но зато в турецком текстиле.
И именно тогда шофер Лева произнес сакраментальную фразу:
“В советское время бараны паслись только в горах!”
В жирные времена Ленинакана, когда эстонский певец Тынис Мяги служил у нас в Красной Армии, в полку “Северский”, войсковая часть № 09321, шофер Лева работал начальником цеха трикотажной фабрики.
И когда мы ездили в Ереван, то он всю дорогу – туда и обратно – выносил мозг, посвящая меня в тончайшие детали воровства в сфере легкой промышленности.
Это же безумно интересно!
Выяснилось, что когда на заре перестройки начали открываться кооперативы, то к ним зачастил Тупой, нынче эталон армянской политической мысли – Гагик Царукян.
Если допустим у эталона армянского интеллекта – Лфика – была страсть к лифчикам, то у Тупого – к колготкам.
А внутри трикотажной фабрики существовали левые линии и цеха, которые давали ненормированную продукцию.
То есть, эта продукция нигде не числилась.
Потом выясняется, что на всей территории РСФСР- напряженка с колготками.
И Тупой целыми фурами вез колготки и продавал по городам и весям Святой Руси.
Так зарождалась армянская политическая и бизнес – элита.
Крупные армянские бизнесмены от бизнесменов всего мира отличаются тем, что они бордель и церковь строят одновременно!
Это очень удобно!
То есть, страждущий гражданин посетил бордель, согрешил, вышел из борделя, перешел улицу, зашел церковь, комсомолец в рясе отпустил ему грехи – и счастливый, страждущий гражданин, при свете вечерних фонарей, возвращался к своей жене и детям, и они вместе ели суп с фрикадельками.
Потом, выяснялось, что у жены традиционно болит голова, и ей непременно надо позвонить больной маме, и узнать на счет повышения как пенсии, так и артериального давления.
Так работала матрица Третьей Республики: ночь при луне, но, главное – без здорового секса, который, согласно Конституции, доступен только служителям культа, и то не всем.
После того, как деревенский священник на празднике винограда не рассчитал амплитуду, и нежно положил ладонь на попу сельской красавицы, которая оказалась женой начальника села – члена республиканской партии – то проект закона о невмешательстве церкви в дела государства был внесен в парламент и принят сразу же в первом чтении.
Любвеобильного попа лишили духовного сана – за непристойное поведение, и вернули ему мирское имя, поскольку экономка прихода уже была беременна от него.
Нынче он сотрудник Такси Яндекс.
А ведь читал проповеди жертвам ипотеки и Третьей Республики.
Широкая ладонь служителя культа на отвисшей попе жены начальника села – члена республиканской партии – это метафора мезальянса Государства и Церкви, хотя по Конституции они отделены друг от друга.
Но, Конституция – это одно, а жизнь, со своим убогим бытом – другое!
По Конституции и мне запрещено безболезненно помочиться с высокой колокольни Церкви Ран, что в царском городе Александраполь – на депутатов парламента и на кабинет министров. Но, как видите, фонтан Александаполького поэта функционирует в круглосуточном режиме. И это будет продолжаться до тех пор, как Александровские бани не откроют заново.
Там остались щипцы моей прабабушки Звездочки – для дробления кускового сахара.
Ведь, поход в Александровские бани – это целый ритуал.
У Звездочки был персональный едак и деревянные тапочки – налики – и никто не имел права до них дотронуться.
Потом, все это забирали в Тифлис. Дзало специально возила ее в серные бани – чтоб тело оставалось мраморным.
Я вполне серьезно говорю, что паталогоанатом никак не решался проводить вскрытие.
Сказал:
- Ей сто лет! Как вы ее содержали и сохранили? У меня рука не поднимается – сделать вскрытие!
Её выдавали морщины на лице и на руках.
Дочь – Араксия Гюльзадян – сказала по этому поводу: - Мама, у тебя несоответствие лица в морщинах с мраморным телом. Поэтому, надо отрубить твою голову и выбросить в мусорное ведро! Остальное – совершенно!
Обиделась и сказала: - На себя смотрела в зеркало, обезьяна? То же мне народная артистка!
И мне кажется, господа члены редакционной коллегии, что такое несоответствие мраморную Армению, которая не подлежит вскрытию, сопровождает всегда.
Не могут Комитас и правительство – быть носителями одного этноса, одной культуры.
Комитас свою боль нес через молчание, длиною в 20 лет.
И с 1915 го по 1935 годы, у него практически нет ни одной фотографии.
Есть только посмертная маска, которую сделал Меркуров, царство небесное, Сергей Дмитриевич – двоюродный брат Гюрджиева, из квартала урумов Александраполя, отец которого сказал ему: “Хочешь потерять веру – дружи со священником!”
Насколько электорат с изогнутой шеей, в предвкушении 20 долларов на 4 года, соответствует бессмертию Егише Чаренца?
Я не знаю. Только знаю, что – это другой этнос, другая культура.
Поскольку, у меня вечные ценности, то я настоял, чтоб после Левы, моим шофером стал его брат – Мкртыч.
А он работал на мясокомбинате.
Теперь, по дороге в Ереван – туда и обратно – он выносит мозг, посвящая меня в детали воровства в сфере уже мясной промышленности, что тоже безумно интересно.
В последний раз, когда возвращались из Еревана, то увидели отару овец, которая паслась – даже в зиму.
А он говорит: - Где пасется баран – там больше не вырастит трава!
Это прекрасная характеристика любой власти в Армении.
Но Мкртыч это объяснил, как специалист по животноводству, не имея представления о поэзии русского символизма и книгах Джорджа Оруэлла.
Он всю дорогу объяснял:
“Баран – это единственное пасущееся животное, у кого есть как нижние зубы, так и верхние. Поэтому, когда он зубами хватается за траву – то, выдергивает ее с корнем.
Эта гигантская метафора, друзья мои!
Я говорю шоферу: - Ты подарил мне тему для новой книги!
Потом он продолжил: - Когда покупатель иногда чувствует, что у купленной баранины специфический запах – то, это того, что выдергивая траву с корнем, он часто проглатывает горстки земли, где может быть все, что угодно. Поэтому, бараны проходят очень жесткий санитарный контроль.
Это почти как аттестация армянских государственных деятелей – любого ранга.
В святой, родной земле может оказаться червь, в виде члена правительства или депутата парламента. А покупатель отнес баранину домой – и это съел его ребенок.
К моему стыду, я этого не знал, хотя, как штатный ветеринар республиканской партии, с окладом согласно штатному расписанию, обязан был знать.
Буду работать над собой!
А тулик, друзья мои, – это тюремный термин, который в Александраполе начали использовать также и в миру, еще при коммунистах. А при этих дегенератах этим славным термином пользуются разве что водители маршруток трассы М – 1.: Гюмри – Ереван.
Допустим, в Ереван надо отправить документы, заверенные у нотариуса в торжественной прическе, но, как правило, с варикозными расширениями на ногах, или деньги, или вещи.
Платишь шоферу всего тысячу драм, даешь телефон получателя – и через два часа все тип – топ.
А в тюрьме это как бы передача заключенному, чтоб он не зациклился на баланде, а то общественность на воле не так поймет.
Вот когда вашего покорного слугу пригласили в Отдел № 6 по борьбе с организованной преступностью , то я предупредил ребятам об этом.
А они сразу сказали: - Если не выпустят, то тебе какой тулик отправить?
Я запросил ржаной хлеб, который в камере можно долго хранить, колбасу краковскую , которую безумно люблю, но, непременно с русской горчицей, и пару бутылок воды.
Дело было летом, а вы знаете, что в Ереване духотище, от чего и столичные писатели и кинематографисты – невероятно бездарны.
Другое дело, александрапольская прохлада!
Одним словом.
Дело ведет Вардересян Артур.
И вот, что я вам скажу, друзья мои!
Профессионализм следователя определяется тем, что он сразу при виде задержанного, приглашенного в качестве свидетеля, обвиняемого, должен знать по какому направлению вести дело.
А направлений два:
- Дело передается в суд.
- Дело закрывается из – за отсутствия состава преступления.
Если он это не понял сразу – то, это значит, что зря его дурачок – папаша заплатил 50 тысяч рублей декану юридического факультета Ереванского Государственного Университета, чтоб его придурок – сын стал мусором, которым родился.
Платить взятку за образование ребенка – крайне не функционально, господа члены коллегии адвокатов.
Вот папаши заплатили за своих чад – обезьян из КВН – те же 50 тысяч, при средней зарплате по стране 120 рублей – чтоб они стали врачами, а они, вместо того, чтоб спасать людей в реанимации, спасают Родину – на площади Свободы, что в итоге оказалось – одно и тоже.
А у меня вежливо спросили:
- Вам адвокат нужен?
А я нежно ответил: - Если бы у Иисуса был такой адвокат, как я – то, его бы не распяли.
Но перед тем, надо было пройти через КПП: предъявить паспорт, повестку,
Мы же жили в правовом государстве. Дело был при Дяде Нации.
А на КПП стоит барышня – полицейская, но невероятно толстая, со вставленными ресницами, как прическа Боба Марлея, в красной помаде и черных чулках.
Чистый Стендаль, царство небесное, Мари Анри – Бейль.
Хорошо, что не поняла, когда сказал: - Институт брака себя исчерпал, но вы продолжайте верить!
Она вселила надежду. еще до допроса, и я понял, что до краковской колбасы, в виде тулика, дело не дойдет.
Допросили с пристрастием целых три часа, но дело не возбудили, в связи с отсутствием состава преступления.
Обратно спустился в КПП, чтоб паспорт забрать. И заметил, что на черных чулках круглые дырки отдельными местами.
Подумал, либо методично цепляется за гвозди, либо насилует задержанных, в рамках следственных мероприятий, в порядке дознания – для добычи нужных показаний. – за премиальные.
Взял паспорт, вышел из Отдела, а там ребята стоят – ленинаканцы. Человек пять.
На улице жара 40 градусов, а они все – в черном: в черных очках, черных рубашках, черных брюках, и в лакированных черных туфлях.
Говорю: - Чего приперлись? Там люди с большим трудом меня приняли за лоха – армянского кинорежиссера. Сейчас вас увидят – заметут обратно!
А Пзузи говорит: - Мы тебе тулик собрали. По всему городу искали краковскую колбасу! Не нашли. Куры – гриль принесли!
Говорю : - Я свободен!
Так обрадовались ребята. Двоих из них уже нет.
Не устояли перед соблазнами этого жестокого мира.
Не будем об этом.
А по дороге, шофер Мкртыч говорит, что при коммунистах существовали новогодние элитные тулики.
До того, как стать начальником цеха, он был персональным водителем директрисы мясокомбината Мамиконян Джульеетты Суреновны.
День раздачи элитных туликов – 30 го декабря каждого года.
Большие пакеты цвета охра, штук 30, с изысканной и свежайшей закуской разных видов., и на каждом пакете бумажная бирка, на которых от руки, шариковой ручкой за 35 копеек, написано: “Первому секретарю Горкома”, “Второму секретарю Горкома”, “Начальнику отдела”, “Первому секретарю райкома”, “Второму секретарю райкома”, “Председателю Горисполкома”, “Председателю райсовета”, “Прокурору города”, “Начальнику ОБХСС” итд.
Никаких имен. Только должности.
Все пакеты аккуратно спрятаны в багажнике служебной ВОЛГИ – ГАЗ 24.
Священная миссия поручена шоферу. Он должен доставить ценный груз по элитным домам.
Говорит: “Поэтому, до начала процедуры раздачи, решил зайти в цирюльню – дабы подстричься, побриться, и надушиться лосьоном “Огуречный”.
А на улице новогодний Ленинакан. Все вокруг сияет, кругом светские разговоры, наподобие:
“Сурик любовнице канадскую дубленку купил, жена узнала, впала в припадок, и теперь требует от него пальто Лама и люстру из богемского хрусталя!”
Тема для разговора на два года.
Мкртыч говорит: - Выхожу из цирюльни, а машины – нет! Угнали. Что делать?
В багажнике самый элитный груз, а материальная ответственность лежит на мне.
Пока думал, что делать – два инфаркта получил.
В принципе, в Ленинакане тогда было изобилие и эту изысканную закуску можно было бы и на базаре покупать.
Но коммунисты превратили халяву в ранг высокого искусства.
Аристократы халявы – служители культа тогда были не в топе!
Они после 1991 года начали совокупляться дуплетом. А тогда, обходились без закуски.
Хлеб и вино. Таинство Евхаристии.
А тут – закуска для партии. Витамины, острота, общественный вызов и моральный кодекс строителя коммунизма.
Мкртыч говорит: “Вспомнил, что один из туликов предназначался Леве – Шерифу – начальнику УВД города.
Пошел к нему домой, а тот, когда узнал, что среди украденного и его тулик – то, в страхе, что на Новый Год останется без закуски – весь город поднял на уши: объявил план – перехват.
Но выяснилось, что машину не угнали.
Ребята из Боши Сада увидели, что хозяин зашел в парикмахерскую, забрались в машину, сделали несколько новогодних кругов по городу – и вернули обратно.
Но, если бы они узнали, что в багажнике золото партии – то, вполне возможно, что судьба жестоко бы обошлась с ними.
Потом, Мкртыч рассказал, что у Советского Союза был контракт с Турцией на ввоз турецкой скотины через Армению.
Но до того, как скотину доставить на мясокомбинат, надо было, проводить ветеринарный осмотр, помимо паспортного контроля.
И для этой цели, прямо на границе построили двухэтажный скотный двор, который работники мясокомбината между собой называли Гостиницей для баранов, не при правительстве и парламенте будет сказано. Вернее, об этом и речь.
А на границе были и армянские хозяйства, и очень часто овцы и бараны отделялись от стада и терялись.
А поскольку скотный двор был своего рода местом карантина для импортных баранов, то работники мясокомбината загоняли туда и заблудших местных баранов, и некоторое время они жили вместе – до того, как их гоняли в убойный цех мясокомбината.
А там уже национальность не спрашивали, по соображениям политкорректности.
То есть, тот психоз, который нынче происходит с армянской заблудшей оппозицией, в форме спасения Отечества – все это давно было опробовано в убойном цеху ленинаканского мясокомбината, еще в эпоху больного Брежнева., когда все золото партии хранилась в багажнике авто директрисы мясокомбината.
А после Отдела № 6 наступила зима, и меня пригласили в Тифлис, откуда я должен был улететь в Константинополь, где у меня были запланированы сепаратные переговоры с моими друзьями – курдскими сепаратистами – которые в скором времени начнут наступление с левого фланга.
На винном заводе Тифлиса был дан пышный банкет, где под многоголосый хор официанты в белых перчатках, притащили в большой банкетный зал жареных поросят в огромном количестве – на тачанках, с красивыми колёсиками.
Среди гостей были два кинорежиссера из Швеции – женщины – правозащитницы и защитницы прав животных – в одном.
При виде такого невероятно красивого зрелища, они почему – то упали в обморок – и у них чуть ли не начался приступ эпилепсии.
Им стало жалко жареных поросят.
Все забыли поросят и начали смотреть на них.
Я тоже. А рядом стоит бывший директор Музея Кино в Москве – Наум Ефимофич Клейман.
Это было в рамках TBILISI international film festival.
И Наум Ефимович спрашивает: - И что вы думаете по этому поводу, коллега?
Говорю: - Видите ли, такие женщины, с обостренным чувством “эмансипе” обычно совокупляются в постные дни – и в этом наблюдается некая религиозная сакральность. Если где – нибудь под бомбежками погибли бы невинные дети – то этим двум милым дамам было бы наплевать! Но им стало жалко жареных поросят. Видимо, замерзшая скотина в скандинавских супермаркетах умирает от собственной старости.
Не надо говорить о вселенской несправедливости.
Мраморная Армения лишена всяких условностей.
Просто ей неправильно представили ситуацию, и она до сих пор терпит тех, кого, по всем законам жанра, не должна была терпеть.
Армения попала в ситуацию моего любимого Дон Кихота.
У Марселя Карне есть великий фильм: “Преступление именем закона”.
После судебного процесса победивший адвокат говорит проигравшему следователю, которого играет Жак Брель:
“Не пытайтесь остановить ветряные мельницы. Когда – то и я читал Дон – Кихота. В детстве она было моей любимой книгой”
Но ветряные мельницы надо остановить, чтоб не построить новый скотный двор, который уже построили.
